Проржавленные дни: Собрание стихотворений — страница 1 из 33

Кому предугадать развитье партитуры

Под дирижерской палочкой безумного маэстро?

Несется мир. Всё бешенее туры

И па сбиваются, оглушены оркестром.

И только клочья вальсов нестерпимых,

Дрожа, взвивают<ся?> испепеленной лентой,

А мир несется. Рвутся звезды мимо,

Неистовый летит под вскрики инструментов.

Кому предугадать развитье партитуры,

И кто переложил безумный вальс на ноты?

Несется мир. Неистовее туры,

Но всех неистовей железные фаготы.

Я ушла. Совсем. Так надо.

В Вашу комнатку я больше не вернусь,

Но любви отравленную радость

Пронесет, как шлейф, за мною грусть.

Будет пусто в Вашем старом доме.

Будет скорбь. А на пьянино Григ.

Точно в Вашей жизни кто-то переломит

Номер лотереи-аллегри.

И любя других любовниц

Под альковом бархатных ночей,

Тихо скажете – спокойно и сурово:

– Ты ушла… Зачем?

Я ушла. Совсем. Так надо.

Старый Григ напомнит мне о Вас,

Дней моих безрадостную радость

В тонкий стих перекуют слова.

В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ,

Забиться и уйти. Но от себя уйдешь ли?

Роняет осень медный трубный плач

В пустых полей безрадостные кошны.

И тянутся гудящие часы

Под стрелами тяжелых листопадов.

Ложатся на стилом холодным и густым,

Но их покою сердце радо ли?

Сгибаюсь тяжестью невысказанных слов,

И дни прозрачные не сберегут покоя.

Обрызжет ветер золотым веслом

Моих ли дней звенящие оковы…

Ты хочешь быть чужим – пожалуйста,

Я не заплачу, не разлюблю –

Пусть ветер за меня пожалуется,

Пусть слезы облака прольют.

Вся жизнь твоя проходит издали,

А мне покорность и стихи –

Так русских женщин манят издавна

Любовь и схима.

Двадцать первого лета, золотого как персик,

Я губами касаюсь, и сок на губах.

Барбарисовым полднем под солнечным тирсом

Зацветающая судьба.

По утрам загорелые полынные росы,

Берегу на ресницах остуженный пыл,

Торопливых часов слишком раннюю проседь

Под цветочную пыль.

И густое вино полновесного часа

Проливает июля раскрывшийся мех,

И фиалками пахнет родной и печальный

Розовеющий хмель…

Храню любовь, как некий чудный дар,

В ночных полях росой пути прохладны,

И на щеках моих гранатовый загар,

И вьется Млечный путь, как нитка Ариадны.

Мне влага трав – прохладное вино.

Бродить и петь в крови ночной тревоге.

Припасть к земле. И слушать. А за мной

Следит, как за добычей, козлоногий.

Качаются сады, цветут поля,

Распущенные косы пахнут медом.

Бежать. Влюбленная зовущая земля,

Тебе несу любовь мою и годы.

Я тоже зверь наивный и простой,

У заводей в зеленые прохлады

Я окунаю тело, под листвой

Творю любви священные обряды.

Тополями пропахли шальные недели,

Каждый день как осколок расколотых лет.

Это юность моя по старинным пастелям

Отмечает взволнованно стершийся след.

Не по четкам веду счет потерь и находок,

Не по книгам считаю количество строк. –

По сгоревшей судьбе только скрипы повозок,

Да стихов зацветающий дрок.

О, трудный путь заржавленных разлук,

Вино, отравленное вкусом меди!

Сожженных губ – похожих на золу –

Не зачерпнет надежд веселых бредень.

Колесами раздавливает час,

На пытке медленной распластывает тело,

И снова ночь тугая, как печаль,

И снова день пустой, бескровный, белый.

Лишь ожиданье шпалами легло,

Под паровозным растянувшись стуком.

Осколки слов разбившихся стеклом

Царапают целованные руки.

Скрипят проржавленные дни

И гнутся.

Сожженных революций

Новорожденный день возник.

Найдет ли новый Оссиан

Такое слово,

Что красноглавою Москвою

Заполыхается Россия,

И там, где глыбами Тибет,

К Далаю Ламе

Плеснет республикою знамя –

Коммунистический разбег

Резцом по бронзе говорить о жизни,

Тяжелым словом прибивать века,

Чтобы судьбу не люди сторожили,

А звезды, отраженные в строках.

Возлюбленного божеское имя

Как жертву заколоть на жертвеннике дней,

И старые Иерусалимы

Спалить в зажженном купиной огне.

Тома тяжелые отеческих историй

Зарыть под камни улиц городских,

Небесным рупором века повторят

Не пыльные дела, а в бронзу влитый стих.

На вехах наших душ прибьют свой стяг потомки,

Не пилигримский крест, а душу понесут,

И библий догоревшие обломки

Не вызовут людей на страшный божий суд.

Воздвигнут памятник над мертвыми Христами,

И сердце расклюет зерно опавших звезд,

В крови и гомоне людских ристалищ

Вытачивает мысль тугое острие.

Жестокий подвиг лихолетий –

Неугасимая Москва.

Плеснет ли европейский ветер

Кремлевским стенам и церквам,

На колокольни расписные,

На золотые купола?

Но Византийская Россия

Под тяжким золотом палат,

Под азиатскими страстями,

Под бармами царя

Таится в Половецком стане

Да ждет, вернется ли Варяг,

Да плачет бедной Ярославной,

Рукав в Каяле замочив, –

Баяны гуслями прославят

И черный ворон прокричит.

Поганых полчищей татарских

Под Керженцем мы помним сечь

И думы важной и боярской

Славянскую мы слышим речь.

Пусть двадцать первое столетье

По Брюсову календарю, –

Не свеет европейский ветер

С небес древлянскую зарю.

Нелепых дней случайный ход

И нужных слов неповторимость.

Мне каждый день в окно восход

Бросает новую немилость.

Я каждый день тебе молюсь:

Вся жизнь моя – твоя ошибка,

Меня вскормили ты да Русь,

Да ветер северный и зыбкий.

И зреют, зреют семена

В душе, нелепостью смущенной.

Но свято ваши имена

Я чту, как клад запечатленный.

Когда же дней случайный ход

Порвется, как и всё, случайно,

В последний мой земной заход

Откройте мне земную тайну.

Не тебе мой путь отметить

Тонкой меткой острия,

Берегу в душе запреты

И тоски сладчайший яд.

Я давно не знаю боли,

Отреченья полюбив,

И теперь кому приколят

Сердца выцветший рубин.

Зерна скорби точно четки

В мерных пальцах прошуршат,

Миг влюбленный и короткий

Вскроет строгая душа.

Так придвинь же губы ближе, –

Губы нежные целуй,

Пальцы мерные нанижут

Зерна скорбя на иглу.

Звенит наш стих шальным напевом бубна,

Звоночки радости разбросив наугад.

Не всё ль равно, кого в стихах полюбим,

Над кем раскинется небесная дуга.

Не сдавлен путь наш мировой орбитой

И нет пределов.

Поют часы. Века сменяют ритмы.

Не всё ль равно, в какой стране родиться,

В каких законах.

Москва. Нью-Йорк. Калькутта. Ницца. –

Нам всё знакомо.

И мы пробьем стихами, как тараном,

Земные стены.

Вот мы приходим с лучшими дарами

И мудрым телом.

И в площадей дерущиеся горла

И в дыры окон

Бросаем щедро мы даров бесценных горсти

К людским порогам.

Так звонче, стих, звени и пой, наш бубен,

Отравой звонких строф над чьей-нибудь судьбой.